Новосибирский поэт Юрий Татаренко, на мой взгляд, наследует Юрию Левитанскому, написавшему, как известно, «Жизнь моя, кинематограф, чёрно-белое кино». Левитанский оставил нам такие шедевры философско-изобразительной поэзии, как например, «Как показать весну (зиму, осень, лето)» и другие стихотворения, обозначенные в подзаголовках фрагментами сценариев…Что касается осязаемости, зримости образов, эти поэты, возможно, довольно близки. Но Юрий Татаренко идёт гораздо дальше в плане динамики изображения.
Если поэтический взгляд Левитанского расслаблен, объектив его камеры неторопливо скользит по описываемой (или выдуманной) реальности, планы растянуты, поэт в процессе размышления о предмете. У Татаренко же плотность мизансцен нарастает с космической скоростью. Поэт мыслит формулами. Его стихопоезд буквально выносит на околоземную орбиту скорострельностью строк, топливом для которых может служить всё что угодно, увлекательная история рождается можно сказать на пустом месте:
Рассыпать яблок полное ведро –
И оживить чердак. И затаиться.
Дрожат страницы в томике Дидро.
Прищепку терпит платьице из ситца…
Или:
Звёзд узелки
Завязаны намертво.
В небе ночном –
Тысячи напоминаний:
Ты не вернёшься.
Стихи Юрия Татаренко – не чёрно-белые застывшие кадры, а под стать сегодняшнему дню − яркие короткие клипы, стремительно сменяющие друг друга, клоунада образов. Выпуклые детали бьют в глаз, под дых и тому подобное. Читатель едва успевает осмыслять возникающие парадоксы: «Баррикады прожорливы, как барракуды», «Меж молоком и наковальнями – Волны новорожденный жгут», «Гордится урна розовым букетом», «Скинул сто тыщ калорий Стонущий осьминог», «Кавалергарда век – не доллар».
Книга, о которой мы говорим, – поезд: каждое стихотворение это картинка в окне, составляющая пазла, рождающейся на глазах летописи. Поэтический календарь не даёт передышки: «ни дня без строчки». Каждый миг существования лирического героя увековечен. Поэт в данном случае − драматург, режиссер и актёр в одном лице – многоликий автор жизненного спектакля, который разворачивается и мелькает в окнах поезда слайдообразно. В итоге мы получаем такой стихотеатр:
Все три слова – про шарфик: истерзан, измучен, измотан.
И понятно перчаткам, что к подвигам он не готов.
И случился январь. И сбежали снежинки из морга.
И кому-то в пальто не достанется белых цветов.
И развяжется память. И узел сорвётся с катушек.
И двум чёрным коням для победы не хватит ладьи.
Зачерпну нелюбви из колодца, поросшего стужей.
И неполным ведром остановится сердце в груди.
Проводник (а лучше проводница) − сквозной персонаж книг ЮТ. Проводница поезда, прежде всего. Она, возможно, − его своеобразный Вергилий, ведущая поэта по кругам Ада (а иногда и Рая). И даже в самолёте проводница (?!) внезапно возникает и заменяет стюардессу. Российские железные дороги уже должны дать премию (или пожизненный проездной) стихотворцу, с такой страстью воспевающему быт и романтику купейно-плацкартных обиталищ, этих вагонных змеек, неутомимо снующих по просторам нашей необъятной страны, сшивающих в одно пространство Север и Юг, Запад и Восток, дающих неиссякаемые сюжеты внимательному версификатору.
Немного подождать – и рухнуть в поезд.
Проспать пейзаж бесснежный за окном…
Стакан и ложка ненадолго порознь.
А как быть нам – ньютоновский бином!
Внезапной страсти стихло двухголосье.
Сосед извелся: скоро ли Казань?
И дверь купе туда-сюда елозит –
Как будто хочет что-то подсказать.
Или:
Поезд едет – да мимо вайфая.
Мимо леса, кустов и травы.
И дорога, как строчка, прямая –
Если не поднимать головы.
Мною издали интересуясь,
Звёзды искоса смотрят в окно.
«Обнимаю, целую, любуюсь».
Не отправлено. Но прочтено.
География страны – тоже персонаж книги, неотъемлемая часть её: Гурзуф, Феодосия, Москва, Питер, Мурманск, Казань, Самара, Новосибирск, Бердск, Тайшет, Чита…
В Тюмени всегда луна.
В Барабинске вечна рыба.
Приехали, пей до дна.
Я понял, за всё спасибо.
А поезду дальше быть.
И ветру собой гордиться.
Она ждёт его любым.
Его ждёт назад столица.
Из школы вернулась дочь.
Таджики стригут газоны.
В России повсюду дождь
И счастье за горизонтом.
Не картинки с выставки, но зарисовки с натуры, слепки и оттиски с жизненных наблюдений:
О российском кино – или весело, или за деньги.
Пандемия сближает. Не только больных и врачей.
И сдаются квартиры – роднёй коренных москвичей.
И рождаются дети. Простые нерусские дети.
Концентрация эмоций в стихотворениях Юрия тоже весьма высока: «Не начинай любовь – и не умрёшь»; «Луна как вырванное сердце. Забыть тебя. Смотреть и выть»…
Хочется отметить стройность книги «Плыл февраль», последовательность стихотворений в соответствии со сменой природных сезонов, выстроенность выстраданного. Книга – год жизни. Как и указано в подзаголовке: стихи 2022 года. «Дневник сумасшедшего года» − так назвал свою последнюю книгу учитель Юрия, томич Александр Казанцев. Надеюсь, у Юрия эта книга далеко не последняя. А спокойных лет у поэтов не бывает.
… Всё готово к весне.
И до кладбища мне –
Пара сотен недельных поездок.
