К 190-летию со Дня рождения великого русского писателя Л.Н. Толстого
Глядя на количество сочинений, вышедших из-под пера Льва Толстого, кажется, что муза не покидала его ни на секунду. Но даже работая над романом «Война и мир», Лев Николаевич с музой расставался. Он ездил на охоту. Что, в общем-то, и понятно: свою бессмертную эпопею будущий классик творил в родовом поместье – Ясной Поляне. Рядом – лес и поле, где в изобилии водились звери и птицы. Как тут удержаться от искушения?!
Эх, барин...
Охотился Толстой практически ежедневно, домой возвращался смертельно уставшим. Откуда же находилось время для творчества? Все вокруг не уставали удивляться этому, а Лев Николаевич лишь пожимал плечами и продолжал выдавать страницу за страницей. Охота подпитывала его талант и желание излагать мысли на бумаге...
А жизнь Льва Николаевича была полна охотничьих приключений! Отец его, граф Николай Ильич Толстой, был замечательным человеком, участвовал в Отечественной войне 1812 года и вышел в отставку поручиком гвардии, «имел неуловимый характер рыцарства, предприимчивости, самоуверенности, любезности и разгула...». А еще он был охотником. И не простым, а таким, который удивлял грандиозностью своих охот всю Россию! В имении Толстых была громадная псарня, где содержались борзые и гончие. Псарню обслуживали штатные дворовые люди во главе с доезжачим Туркой, «по мрачной и свирепой наружности которого скорее можно было подумать, что он едет на смертный бой, нежели на охоту».
Частенько Николай Ильич собирал в Ясной Поляне друзей, чтобы затравить зайца или лисицу. Дети с интересом наблюдали, как отъезжают охотники. Но самое большое впечатление на юного Левушку произвел один случай: отец доверил сынишке серьезное дело – отправил с борзой на поляну, где был заячий лаз. Мальчик сидел с псом Жираном и мечтал об удаче. «Вдруг Жиран завыл и рванулся с такой силой, что я чуть было не упал. Заяц! Кровь ударила мне в голову, и я всё забыл... закричал что-то неистовым голосом, пустил собаку и бросился бежать. Из-за кустов показался Турка и, презрительно взглянув на меня, сказал только: «Эх, барин...». Ушастого в тот раз они упустили...
Кавказские страсти
Старший брат Льва Толстого – Николай, служил на Кавказе и слыл храбрым офицером. Поэтому отец, посчитав, что он хороший пример для подражания, отправил Левушку под его крыло. И в 1851 году молодой граф прибыл в станицу Старогладковскую. В то время на Кавказе дичи было много! Братья приобрели лошадей, собак и вволю охотились. «Охота здесь – чудо! Чистые поля, болотца, набитые русаками, и острова не из леса, а из камыша, в котором держатся лисицы. Я всего девять раз был в поле, от станицы в 10 и 15 верстах, и с двумя собаками, из которых одна отличная, а другая дрянь; затравил двух лисиц и русаков с 60», – писал Лев Николаевич младшему брату Сергею.
На Кавказе Толстой провел два года. Вместе с Николаем принимал участие в военных действиях против горцев. За время службы им было написано «Детство», опубликованное в журнале «Современник». Некрасов и Тургенев высоко оценили повесть и предугадали великое литературное будущее молодого артиллерийского офицера.
Охотничьи страсти
После Кавказа был Петербург, затем путешествия по Европе и России. Но, женившись, Толстой прочно поселяется в своей усадьбе. Охотничьи угодья вокруг Ясной Поляны богатейшие! Лев Николаевич участвует в местных охотах, часто гостит у соседа – Афанасия Фета, где охотится вместе с ним и Тургеневым. За охотничий азарт он поплатился двумя несчастьями в своей жизни...
Зимой 1858 года на медвежьей охоте под Вышним Волочком Лев Николаевич выстрелил в поднятую из берлоги медведицу, попал пулей в зев, где та и застряла между зубами. В последний миг разъяренный зверь успел повалить охотника в снег и зубами нанес рваные раны, да так, что кожа со лба отвисла на лицо, закрывая глаз. Зрелище было ужасное – словно голову облили из ведра кровью! Кровотечение остановили, раны молодого крепкого человека быстро зажили, однако у писателя на всю жизнь остался заметный шрам на лбу, выше левого глаза. Этот случай Толстой подробно опишет в рассказе «Охота пуще неволи».
Еще одну травму – вывих правого плеча, граф получил осенью 1864 года. И опять-таки на охоте. В тот раз Толстой преследовал русака. Его лошадь внезапно оступилась и начала падать. Седок перелетел через голову, ударился о землю, а рука попала под круп. Толстой несколько верст добирался до дороги – падал, изнемогая от боли, а когда дополз, то повалился у обочины и потерял сознание. Его подобрали мужики и доставили на телеге в Ясную Поляну. Сюда был срочно вызван главный врач Тульского оружейного завода – Сигизмунд Адамович Шмигаро, который 8 раз подряд без обезболивания пытался вправить вывих плеча. В таком виде их застала Софья Андреевна. «Лев Николаевич сидел среди избы; двое мужиков его держали, доктор с фельдшером грубо и неумело старались поставить на место руку», – записала она в своем дневнике. На другое утро послали в Тулу за молодым, но очень способным хирургом – Василием Григорьевичем Преображенским. Тот под хлороформом умело и быстро вправил Льву Николаевичу руку, наложил повязку и рекомендовал полный покой. Однако через несколько дней Толстой не удержался и вновь отправился на охоту с ружьем и случайно сбил повязку. Правая рука болела и висела, как плеть. «Не остаться бы калекой!» – опасался граф. Выждав пару недель, он поехал в Москву на консилиум. Тамошние хирурги сделали свое дело – от ранения не осталось и следа. А вскоре Толстой пишет письмо своему другу Афанасию Фету: «А знаете, какой я вам про себя скажу сюрприз: как меня стукнула об землю лошадь и сломала руку, когда я после дурмана очнулся, я сказал себе, что я – литератор...». Вот так неожиданно охота помогла Льву Николаевичу осознать свою миссию на земле.
Пропавший вальдшнеп
В начале мая 1880 года в Ясной Поляне гостил Тургенев. Несмотря на свои 62 года, выглядел он молодо и бодро – лицо румянилось, волосы серебрились какой-то особой «благоухающей» сединой, в глазах вспыхивали веселые и задорные огоньки. Много рассказывал о Париже, много смеялся своим раскатистым детским смехом и однажды даже отплясал старинный танец с ужимками и приседаниями.
В первый же вечер Толстой пригласил гостя на вальдшнепиную тягу и тот с горячей благодарностью согласился. Лев Николаевич поставил Тургенева на самое лучшее место – на полянке в невысоком березовом лесу, а сам встал на соседней просеке. Рядом с Тургеневым стояла Софья Андреевна. Сергей и Илья – сыновья Толстого – развели невдалеке костер. Лес, пахнущий горьковатыми первыми листьями, мягко розовел и золотился от зари, однозвучно гудел от майских жуков. Громко перекликались кукушки, нежно щелкали в овражке соловьи. Скоро «захоркал» вальдшнеп. Тургенев вскинул ружье, но вальдшнеп сделал «дугу» и потянул над просекой. Оттуда донесся раскатистый выстрел. Было слышно, как птица шлепнулась о землю. Тургенев печально посмотрел на Софью Андреевну и тихо сказал дрожащим голосом:
– Вот так постоянно, всюду и во всем везет Льву Николаевичу. Положительно, он родился в сорочке...
В лесу темнело, на небе искрились первые звезды. Совсем близко послышалось учащенное «хорканье» – вальдшнеп важно и спокойно летел прямо на охотника. Выстрел. Птица сложила крылья и камнем пошла вниз.
– Наповал! – весело сказал Тургенев и бегом заспешил к упавшей птице. Но ее нигде не было!
– Давайте собаку, – крикнул Тургенев.
Один из сыновей Толстого сбегал за собакой, но и чутьистая, хорошо натасканная легавая вальдшнепа не нашла.
– Это решительно что-то загадочное и непонятное, – волновался Тургенев.
Подошел Толстой.
– Может быть, вальдшнеп был только ранен? – спросил он с чуть заметной улыбкой, следя за суетившимся Тургеневым.
– Нет, убит наповал, я же не новичок в охоте, – несколько раздраженно ответил Иван Сергеевич.
– Тогда собака нашла бы его непременно, – сказал, пожимая плечами, Толстой.
Вальдшнепа не нашли, вечер был испорчен: в разговоре Толстого и Тургенева ощущался какой-то холодок. Перед сном Толстой наказал сыновьям сходить чуть свет на место тяги и еще раз внимательно поискать вальдшнепа. Оказалось, тот, падая, застрял в развилине на самой макушке дерева. Тургенев радовался как ребенок, ведь он наглядно доказал свой охотничий опыт!
У кого больше?
Лев Толстой очень любил охоту на осенних вальдшнепиных высыпках. Тут он соревновался в стрельбе с домашним учителем-немцем Федором Федоровичем. Ранним утром охотники уходили в лес – всегда поодиночке, в разные места, а по возвращении, за обедом, обсуждали результаты охоты.
На охоту!
– Я сегодня заполевал трех вальдшнепов, а вы только парочку, – говорил граф с довольной улыбкой.
– Вы же, Лев Николаевич, ходите с собакой, а я – самотопом, – оправдывался немец. – Вот дайте мне собаку, и тогда посмотрим, у кого будет больше.
Как-то Толстой остался дома и разрешил учителю взять свою Дару. Он сел писать, но работать не мог: за окном мягко золотились липы, потрескивали дрозды, а «небо как будто таяло и спускалось на землю». Был тихий, теплый и мглистый, неповторимо охотничий день. Толстой быстро собрался и пошел в свою любимую Засеку. Охотники возвратились одновременно и встретились на крыльце дома.
– Сколько у вас? – нетерпеливо спросил Толстой у Федора Федоровича.
– Три, – ответил тот, сияя от удачи. Толстой показал свой разбухший ягдташ.
– А у меня пять, хотя я сегодня охотился без собаки! – И представьте: ни разу не промазал!
Настроение у него было бодрое, легкое, радостное. После обеда Лев Николаевич сел за работу и залпом написал целую главу «Войны и мира».
На склоне лет охота стала противоречить убеждениям Толстого, и великий классик уничтожил все свои изображения с трофеями, ружьями и т.д. Но весной, когда слышался свист и хорканье вальдшнепов, Лев Николаевич вдуруг прерывал начатый разговор, подымал голову и, с волнением хватая своего собеседника за руку, говорил: «Слушайте, слушайте: вальдшнеп – вот он...».
Воспоминания об охоте. Л.Н. Толстой с внуками Соней и Ильей
...Последние годы жизни Льва Николаевича прошли в душевных страданиях. Тяготясь бытом жизни, 28 октября великий писатель тайно ушел из Ясной Поляны, по дороге простудился и скончался на станции Астапово от воспаления легких. Это случилось 7 ноября 2010 года. Льву Николаевичу Толстому шел 83-й год...
Лилия Вишневская